Честь имею представить - Анна Каренина - Страница 19

- Если вы намерены заново знакомиться со всеми, с кем когда-либо встречались, у вас не хватит жизни.

- Но ведь я дружила с этой дамой. Нельзя же пренебрегать дружбой.

- В последнее время у вас был разлад.

- У меня, вероятно, был тяжелый характер. Ни с кем я не уживалась...

- Дело в том, что примерно за месяц до так называемого вашего превращения вы предложили ей продать ее дом, а нашу квартиру сменить на большую площадь, так, чтобы она жила с нами.

- И она не согласилась?

- Дело еще в том, что вы хотели усыновить ее внука.

- Час от часу не легче!

Ветровое стекло покрылось мелкими брызгами, пошел дождь. Щелчок - и заработал механический "дворник". Анна, глядя в размытый полукруг, размышляла. Купцова - эгоистичная, тщеславная женщина - делает научную карьеру, отказывается от мужа, заводит связь с кинорежиссером, а потом, когда ее утверждают на главную роль, отказывается от съемок, делает попытку усыновить чужого ребенка и доводит своего любовника до смертельного шока. Сумбур! Мелькнула догадка:

- Я сама не могла иметь детей?

- Если вы сомневаетесь в своей физической полноценности, можете успокоиться: вы и сейчас можете нарожать кучу потомства.

- Почему же у нас не было детей?

- Сперва я не хотел, поскольку наша жизнь еще не благоустроилась, а потом... вы сами отказались.

- Чтобы впоследствии усыновить чужого ребенка?

- Не знаю... Не понимаю...

По-видимому, этот разговор раздражал Глухова, хотя внешне он по-прежнему сохранял спокойствие. Он повел машину в обгон грузовика-фургона. Анна увидела за боковым стеклом совсем близко от себя деревянный борт весь в белесых потеках и грязное колесо. В этот момент грузовик вильнул, и Анна, инстинктивно зажмурившись, прижалась к Глухову. Грохнул удар. Глухов резко затормозил. Анна открыла дверцу и почувствовала боль в плече. Она вышла на тротуар и остановилась, чувствуя приступ дурноты. Глухов, скользнув по сиденью, выскочил вслед за ней, обхватил ее бережно:

- Что с тобой?

Она подняла взгляд, увидела совсем близко его тревожные, почти отчаянные глаза и опустила веки.

- Нет, ничего, Алексей, - сказала она еле внятно.

Медленно проходил испуг, она стояла, не двигаясь, и так покойно ей стало в этом нежном и покровительственном объятии. Может, и не надо больше думать о прошлом и настоящем, а во всем довериться этому человеку. Извечное стремление женщины принадлежать мужчине: жажда покровительства даже в самой волевой, самой свободной женщине... Но в сознании был другой образ, и Анна отстранилась. Глухов отпустил ее.

- Что у тебя? Дай я... - Он вынул из кармана платок.

И только тут Анна почувствовала на щеке ползущую теплую струйку. Она взяла окровавленный платок из его руки:

- Ничего, царапина.

Глухов с невозмутимым видом смахнул тряпкой осколки стекла с сиденья и сел за руль. Анна села рядом. Кто-то из прохожих заглянул через выбитое стекло.

- Вам надо в травматологический пункт, - услышала Анна совет, но Глухов дал газ, и они поехали дальше.

- Может быть, действительно заехать в травматологический? - спросил он.

- Нет, ничего. - Анна рассматривала лицо в карманное зеркальце. - Царапина маленькая, и плечо немного ушибла. Я, кажется, назвала вас Алексеем?

Глухов усмехнулся одними уголками губ:

- Каренин, как и Вронский, тоже был Алексеем.

Анна, держа в руке зеркальце, посмотрела сбоку на Глухова. Опять он стал механизмом. Но это не Каренин. Она еще чувствовала его бережно обнимающие руки. Этот человек мог быть и страстным и нежным. Могла ли она быть счастлива с ним? А с Игорем? Нет, не Вронский ее удерживает. Купцова. Это она, насильственно внушив ей какие-то свои категории, сковала ее действия, мысли, желания. Она держит ее в этом психологическом пространстве, лишая ее собственной воли. Зачем? Создав для себя толстовский образ, она отказалась от роли в кино. И, отказавшись от естественного материнства, пыталась усыновить чужого ребенка. Зачем? Зачем? Как понять?

Это был тот самый полковник милиции, которого она видела в отделении во время своего побега из клиники института. Без милицейской фуражки он выглядел старше. Глубокие лоснящиеся залысины, лоб в морщинах, взгляд неподвижный, как будто работа ему до смерти надоела.

- Дело уже закрыто, - сказал он, поставив локти на стол и сцепив пальцы.

- Но это новая улика.

- Против Купцовой?

- Да.

- Значит, против вас.

- Да. Я - Купцова.

- Научные эксперты утверждали, что хотя вы психически абсолютно здоровы, однако не можете отвечать за поступки женщины, которой были прежде, поскольку у вас полностью изменена психика.

- Изменился состав преступления. Следствие трактовало это как несчастный случай. Но последние наши исследования показали, что эмоциональная накладка на существующую связь недопустима, так как приводит к смертельному шоку. Значит, это было убийство.

- Вы сами сказали, что исследования проведены в последнее время. Значит, Купцова об этом не знала, и убийство было непреднамеренным.

- Непреднамеренное, но все же убийство.

- Я не вижу. причин возобновлять следствие. Скажите, зачем вам это нужно?

- Я пользуюсь всеми правами, которых добилась Купцова. Меня, правда, понизили в должности, поскольку я не обладаю ее знаниями, но у меня ее диплом, я живу в ее квартире, пользуюсь ее вещами. Она совершила убийство, и я отвечаю за него.

- Моральный фактор. Юриспруденцией вообще не предусмотрен ваш случай.

- Что же мне делать? - спросила она.

Полковник не отвечал. Он пристально изучал Анну.

- Как же мне жить? - спросила она.